РОЖДЕННАЯ ДВАЖДЫ
Я – человек, буквально воскресший из мертвых. В своей второй жизни я стала активисткой "Движения противостояния наркомании и наркокоррупции".

Наша организация состоит в общественном совете при Министерстве охраны здоровья. Благодаря нашим усилиям в мае 2008 года в Украине трамадол официально был признан наркотиком. А до этого свободно продавался в аптеках, где с раннего утра выстраивались очереди, в основном из подростков.Когда мы, горстка людей, встали против этого, скептики крутили пальцем у виска: "Куда вы лезете?" Мы проводили акции протеста и митинги. Разбили палаточный городок под Кабмином, наш лидер объявил голодовку. И усилия не пропали даром.

Недавно мы инициировали также закон о запрете курительных смесей. Какое будущее может быть у страны, где подрастающее поколение приобщается к нетрезвому образу жизни? Окрепшую душу подростка так легко увлечь ложными идеалами! Так было со мной.

ЛЮБОВЬ И СВОБОДА
Я из творческой семьи: мама – хореограф, папа певец. Правда, отца я лишилась рано. Когда мне было всего два года, родители попали в автомобильную аварию. Папа погиб. Мама выжила, но тяжело восстанавливалась после перелома позвоночника. Но я была слишком мала, чтобы осознать трагедию. Что я хорошо помню, так это, как меня любили и баловали. Мама активно меня развивала: художественная гимнастика, танцы, музыка, рисование. Я часто слышала: "Маринку ждет необыкновенная судьба, она так талантлива!" Когда мне было 10, мама вышла замуж второй раз, у меня родился брат. Отчим мне достался потрясающий, ни в чем меня не ущемлял.
Я была способной, училась хорошо, но без особого рвения. За все школьные годы у меня не было ни одного прогула. Если я вдруг не хотела идти в школу, мама разрешала остаться дома. На меня вообще ни в чем не давили. Мне досталось столько любви, свободы! Возможно, в своем благополучии я немного заскучала.

"ЭТО КЛАССНО"
Летом после девятого класса школьная подруга Лена вдруг призналась мне, что употребляет наркотики. Я была поражена: "А что, они у нас есть?" В моем понимании наркотики водились где-то на "загневающем" Западе. Из единственной лекции на эту тему я помнила, что, если раз попробуешь наркотик, пропал, будет ломка. "Ерунда!" - сказала Лена. Это так классно! Я уже год колюсь, и никакой ломки нет. Нас целая компания…" - и Лена назвала самых ярких ребят в районе. Мне стало интересно. "Оказывается, лучшие из лучших пробовали наркотик, и ничего. Я тоже хочу!" Путь от полного незнания о наркотике до пробы занял несколько часов. Дело упрощалось тем, что мама с братом и отчимом уехали в Карпаты. И у себя дома я упросила подругу сделать мне первый укол. Мне очень понравилось. Потом мы отправились гулять, и я помню охватившее меня чувство превосходства по отношению к к людям вокруг. Я всматривалась в лица прохожих и думала: "Несчастные! Такие приземленные! Они не знают того, что знаю я!"

Я начала колоться регулярно. Сформировался новый круг знакомых. Девушкой я была видной, мне даже не нужны были деньги. Парень, которому я нравилась, каждый день начал приводить мне "угощение". Две недели возил, а потом что-то не срослось, и я не получила дозу. К вечеру меня стало колотить, я не смогла уснуть. "Кумарит" - с ужасом поняла я. Когда рассказала Лене, она удивилась: "О чем ты говоришь?" Лена была крепкая, сильная, а я худенькая. Из-за разной комплекции и реакция организма на наркотик у нас была разной. Я старалась колоться как можно реже, но отказаться полностью не смогла.

НЕ ДОЖИВ ДО 25-ЛЕТИЯ
В 19 лет я вышла замуж по большой любви. Муж был старше меня на 4 года, из состоятельной семьи. Но имелась обратная сторона медали: в компании золотой молодежи процветали наркотики. Это стало нашей общей бедой. Муж меня очень любил и делал все, чтобы я не кололась. Силой своего влияния ему удавалось оторвать меня от пагубного пристрастия, но только на время. Однажды мы приняли решение вместе лечь в больницу на "спрыгивание". Лежали в одной палате. Медики еще толком не знали, как лечить таких людей: проблема для страны новая, опыт скудный. На шестые сутки пребывания в больнице муж умер у меня на глазах. Сердце не выдержало. Все было кончено за какие-то 15 минут. Выпил таблетки, почувствовал головокружение и прилег на кровать. Вдруг я услышала хрипы, повернула голову… а он… другой. Я не могла поверить, кричала, звала врачей. Я пережила сильнейший шок. Любимый был для меня центром Вселенной. Он всего 12 дней не дожил до 25-летия.
Попытки бросить еще предпринимались – безрезультатно. Мне виделся единственный выход – кардинально сменить круг общения, уехав за границу. К тому времени я получила диплом парикмахера, но по специальности не работала ни дня. Вспомнив о своем танцевальном прошлом, сделала ставку на сцену. Еще с двумя девочками мы поставили программу для варьете и уехали в Польшу. Мои надежды не оправдались. Там достать наркотик оказалось так же легко, как и на родине. К старым проблемам добавились новые, со здоровьем.

РИМСКИЕ КАНИКУЛЫ
Году в 95-м подвернулась возможность поработать в Италии. Все складывалось прекрасно. Платили хорошие деньги, я получила временное гражданство, встала на метадоновую программу. В Украине ее только вели, а в других странах Европы и в Америке она есть давно. Эта программа, по сути, является узаконенной наркоманией. Ты можешь каждый день бесплатно получать синтетический наркотик метадон, который во много раз сильнее героина. Подвох в том, что наркоману никогда не бывает достаточно. Первое желание – чтобы не кумарило. А второе – получать кайф, чем больше, тем лучше. Потому наркоманы употребляли метадон не вместо героина, а вместе с ним, для усиления действия.

Жизнь в Италии омрачало только одно: я чувствовала постоянную слабость. Думала, это из-за жаркого климата. Но в один из дней мы компанией ехали на машине и угодили в ДТП. Я ушибла грудную клетку, в больнице мне сделали рентген и огорошили новостью: "У вас туберкулез". Диагноз прозвучал как приговор. Вспомнился роман Дюма "Дама с камелиями". Меня продержали в больнице 21 день а таблетках, но потом я взялась за старое. И неизвестно, сколько бы длились мои римские каникулы, если бы не потеря паспорта. Восстановить его можно было лишь в Киеве. В планах у меня было смотаться ненадолго домой и вернуться в свой "рай". Уже в самолете мне стало очень плохо. В аэропорту после приземления горлом пошла кровь. Я оказалась в больнице для туберкулезников на Красном Хуторе. Когда сказала, что хочу пройти экспресс-лечение, так как уезжаю за границу, услышала: "Это займет год. Хотя ты молодая, может, уложишься месяцев в восемь".

ДУБЛЕНКА ОТ ARMANI
Туббольница – обособленное место на карте города, свой маленький мир. Что-то вроде общежития тюремного типа. Там живут люди годами. Готовят, пьют, создают пары, женятся. И очень часто умирают. Вскоре я переселилась в Мостыщи, это больница в лесу под Киевом, еще один остров прокаженных. Последнее пристанище бомжей, уголовного элемента, наркоманов. Мое лечение буксовало, ведь наркотики я не бросала. Из Италии я привезла шикарный гардероб, аппаратуру. Все за бесценок продавала. Белая дубленка до пят от Armani ушла за 20 стаканов мака. Спустив свое добро, я начала промышлять домашними грабежами – выносила вещи из маминой квартиры. В это время я впервые услышала о реабилитационных центрах для наркоманов, но не поверила. Многочисленные попытки завязать убедили: это невозможно.

Закономерно, что у меня начались проблемы с милицией. Как раз вышел закон об усилении мер по отношению к наркоманам. Статья, правда, была, не за употребление наркотиков, а за хранение, но наркоман не может не запасаться отравой. Районной милиции моя личность была хорошо известна. И однажды меня остановили на улице: "Что у тебя в сумке?" Обнаружили мак, завели уголовное дело и отпустили до суда. На судебные заседания я не являлась, скрывалась в Мостыщах. Но сколько веревочке не виться…

СЕМЬ КРУГОВ АДА
Мне дали первый срок – год лишения свободы. Но сначала я, посидев в КПЗ райотдела, прошла семь кругов ада. Грубость, унижения, обыски. Сквозь тонкие стены доносились крики избиваемых ребят. Кроватей нет, все вповалку спят на так называемой "сцене". Холод, голод. Полтора месяца ни на улицу, ни помыться. Если повезет, раз в неделю тебе достанется бидон теплой воды. Поэтому, когда меня переправили в Лукьяновскую тюрьму, а оттуда в лагерь, в так называемую тубзону в Тернополе, это стало избавлением.

Контингент в основном состоял из рецидивисток. Но в другое место из-за диагноза менять отправить было нельзя. Впрочем, я видела к себе человечное отношение со стороны подруг по несчастью и администрации. Но в плане перевоспитания заключение на наркомана не действует. Освободившись, я взялась за старое. Только теперь уже и приторговывала наркотиком. Местом моей почти постоянной прописки стали Мостыщи. Прямо в палате мы варили наркотик. Кто-то рядом в агонии, а у нас плитка, ведро с растворителем. Скажу честно: я так очерствела, что больше напонимала робота, чем человека. Все чувства атрофировались. Туберкулез и смерть идут рука об руку. Сколько смертей я видела? Наверное, сотни. Сначала я переживала смерть рядом вплоть до сердечного приступа. Чтобы выжить, стала воспринимать все ужасы отстраненно.

Затрудняюсь сказать, как второй раз я получила срок – два с половиной года. Наркоман находится в измененном состоянии сознания. К тому же я пачками пила сонники вроде родедорма. Под их действием ты просто крейзи. Ничего не стоит подойти к милиционеру и попросить закурить. Возможно, я так и сделала, сама напросилась. Новый 2000-й год я встретила в тюрьме.

МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ
Следующие несколько лет моей жизни не стоит описывать – жизнь на самом дне. Все шло к самому печальному концу. Я докололась до третьего тюремного срока. На этот раз я не скрывалась. Я чувствовала себя глубоко больным и уставшим человеком. После суда наступил переломный момент в моей жизни. Я зависла между небом и землей. Резко, за считанные дни, ухудшилось самочувствие. Весила 36 кг. У меня отнялись ноги и отказали почки. В камере РОВД и не сидела – лежала. На шестые сутки я уже не разговаривала. Произнести слово стоило неимоверных усилий. Не пила даже воду – пропал глотательный рефлекс.

Дверь в мою камеру не закрывали – никуда убежать не могла, разве что на тот свет. Я на своем веку видела столько смертей, что иллюзий насчет себя не строила. Четко понимала: мне осталось жить максимум несколько дней. Я умру здесь, в этой камере… После того как суд выносит решение, в течение двух недель приговор должны утвердить, и только с этого момента человек считается осужденным. Пока этого не произошло, он в зависшем состоянии. Переправить меня в тюрьму пока не могут – приговор еще не утвержден. Отправить обратно в Мостыщи тоже не могут – там отделение только для подследственных заключенных, а для меня это пройденный этап. И вот идут шестые сутки моих мытарств. Лежу и не могу ни слова сказать, ни глотка воды выпить. Могу только думать.

ПОКАЯНИЕ
"Боже мой, - думаю, - мне 30 лет, а жизнь закончена. Как это со мной произошло?" Я вспомнила, как впервые укололась. Неужели с тех пор прошло 15 лет? Никто не в силах мне помочь. Даже мама, о которой я всегда знала, что она не бросит, что бы я не вычудила, поставила на мне крест: "Все, Марина, я устала от этого кошмара. Ни денег, ни помощи больше не будет. Лучше я один раз переплачу свое горе, чем бесконечно мучиться". Вот когда я пожалела о том, что столько раз отмахивалась от попыток наставить меня на путь истинный. Осталась последняя инстанция, последняя опора – вера. Скажу честно: я не просила Бога сохранить мне жизнь. Я просто молилась о спасении своей души. Оглядываясь назад, понимала, что могла прожить жизнь по-другому.

ПАЦИЕНТ СКОРЕЕ ЖИВ
Из полузабытья меня вывели звуки внешнего мира, голова врачей. Милиция в страхе, что я лежу без признаков жизни, вызвала "скорую". Меня привезли в чувство какими-то уколами. И вскоре я четко различала слова "ее мама" и "адвокат". Мама, хоть и зареклась мне помогать, все же принесла еду. А появление адвоката вообще было чудом. Оказывается, есть такая служба – адвокаты по медицинским вопросам. Ее вызвали врачи "скорой". Началось движение. Адвокат обзванивал какие-то инстанции и больницы, разговаривал с начмедами, депутатами, начальством тюрьмы. Но, услышав о доходяге с туберкулезом, никто не горел желанием меня спасать. Подняли на ноги начальника райотдела, тот среди ночи прислал своего зама. Мы вместе поехали в Мостыщи умолять начмеда (отказавшего дважды) взять меня. И тут – повезло! – начмеда не оказалось на месте. Зато только что вернулась с курсов повышения квалификации и вышла на смену заведующая отделением Светлана Петровна. Увидев мою фамилию в документах, сказала: "А, старая знакомая! Ведите!" - "А она не ходит". Врач выбежала к машине и, оценив мое состояние, сказала: "Беру ее под своюответственность".

Я НЕ НАРКОМАНКА
Два месяца лечения воскресили меня, хотя я по-прежнему считалась крайне тяжелой больной. У меня выработалась устойчивость ко всем препаратам от туберкулеза. Стойко держалась температура под 40. Открылся панкреатит, я терпела страшные муки. "Безнадежна", – считали врачи. Меня отправили на зону только для того, чтобы оттуда, как это полагается по закону, актировать. Актировка – это когда человека досрочно освобождают по состоянию здоровья и отправляют домой умирать. Но я уже знала, что не умру. И впервые за многие годы чувствовала себя счастливой. Говорила себе: "Я не наркоманка".

О возврате к наркотикам и речи не было. Внутри словно сработал переключатель. Физически я была еще слаба, но дух мой окреп. Помню, мама приехала навестить меня – и пока я дошла в комнату до свиданий, так устала, что потом спала трое суток. Я по-прежнему была ходячим скелетом, но взяла себе за правило измерять обхватом пальцев руку в предплечье. После трех суток сна измерила и обрадовалась: объем увеличился на одну фалангу. После очередного рентгена врачи глазам своим не поверили. Дырки в легких уменьшились раз в пять. Я стремительно выздоравливала вопреки прогнозам медицины.

Личностным возрождением после освобождения я обязана своему наставнику Роману Трохину, президенту Всеукраинского союза общественных организаций "Движение противодействия наркомании и наркокоррупции", а также председателю "Комитета по борьбе с организованной преступностью и коррупцией" в Киеве. Роман Трохин помог мне обрести уверенность в себе, приставил к хорошему, нужному делу. Научил меня любви к людям, активной гражданской позиции.

КТО, ЕСЛИ НЕ Я?
Кому, как не мне, знать реальное положение женщин в тюрьмах? Я стала президентом общественной организации "Право на будущее", движения по восстановлению и реабилитации женщин, находящихся в местах лишения свободы и осободившихся из заключения. Мы помогаем социально адаптироваться, найти работу. Защищаем права заключенных, оказываем юридическую помощь. Беремся за улучшение содержания в местах лишения свободы. Создано особое направление по переписке "Путевка", чтобы каждая женщина, находящаяся в заключении, получала письма, которые станут для нее путевкой в новую жизнь. Мы добились запрета на внедрение заместительной метадоновой терапии в тюрьмы. Идея, что этот препарат может стать альтернативой приему наркотиков, не более чем миф. Я подала документы в общественный совет при департаменте исполнения наказаний – чтобы влиять на положение дел на другом уровне. Я не остаюсь также в стороне от национального движения "Украина без туберкулеза" и проблем, связанных с эпидемией.

Уже семь лет я веду трезвый образ жизни. Здоровье не вызывает опасений: это подтверждают снимки легких, которые я делаю каждый год. Я счастлива и в личной жизни: в апреле вышла замуж. У меня замечательный муж Дима. Мы не только супруги, но и коллеги (муж работает в реабилитационном центре).

Я дорого заплатила за то, что когда-то сделала неправильный выбор. И хочу, чтобы моя история убеждала: правильный выбор – это жизнь без наркотика.
 
Опубликовано в журнале COSMOPOLITAN (сентябрь 2010, Украина)